НИК МЭЙСОН

INSIDE OUT - НАИЗНАНКУ (с) 2004

ГЛАВА ПЕРВАЯ

"Дни Poly"

Нет, нет, нет. Я попробую свести выдумки к минимуму. Единственной причиной, по которой Роджер обеспокоился приблизиться ко мне было то, что он хотел одолжить мой автомобиль.

Предметом вопроса был 1930 Austin Seven 'Chummy' который я поднял за двадцать соверенов. Роджер должно быть даже пожалел, что захотел, чтобы я ему одолжил его. Крейсерская скорость Austin была такой вялой, что ко мне один раз с явным замешательством сел голосовавший на обочине, потому что я ехал так медленно, что он подумал, что я фактически остановился, чтобы предложить его подвезти. Я сказал Роджеру, что автомобиль был внедорожником, что не было совсем правдой. Где-то во мне я чувствовал неохоту одолалживать авто кому-либо еще, но я думаю, что я также нашел Роджера скорее угрожающим. Когда он впоследствии узнал меня, за управлением Austin, он впервые попробовал мою склонность занимать нейтральную сторону между двуличностью и дипломатией. В предыдущем случае, Роджер приветствовал Рика Райта, кто также был студентом в нашем классе, и попросил у него сигарету, просьба Риком была отклонена наотрез. Это стало первым признаком легендарного великодушия Райта. Эти первые светские общественные контакты - в течение весны 63-го - содержали зерна взаимоотношений, которыми мы должны были наслаждаться и терпеть все последующие годы.

Pink Floyd появился из двух частично пересекающихся кругов друзей: один был основан вокруг Кембриджа, откуда были родом Роджер, Syd Barrett, David Gilmour и многие другие будущие члены Floyd. Другой - Роджер, Рик и я собственной персоной - поступили вместе на первый курс архитектуры в Regent Street Polytechnic в Лондоне, отсюда и начинаются мои воспоминания нашей общей истории .

Ко времени поступления в Poly (очень скоро пышно переименованный в Университет Вестминстера) я фактически уже перестал быть барабанщиком . Колледж тогда базировался на Little Titchfield Street, просто тупик Oxford Street в центре West End. Poly, оглядываясь в прошлое, казалось был из прошлого века, со старомодной обшивкой деревянными панелями, вызывающие воспоминания гигантской, утилитарной бесплатной школы. Насколько я помню, в нём не было никакого другого буфетного оборудования, чем то, на чём готовился чай , но Poly, расположенный в сердце тряпочной торговли между Great Titchfield и Great Portland Streets, был окружён кафе, предлагающими яйца, сосиски и чипсы вплоть до полудня, когда бифштекс и почечный пирог и джем "roly-poly" становились в этих кафе меню дня.

Архитектурная школа имела общежитие целого ряда других связанных дисциплин и стала хорошо-уважаемым учреждением. Был еще справедливо консервативный подход к обучению; для Истории Архитектуры лектор должен выйти и написать на доске безукоризненное представление плана пола Temple of Khons, Karnak, который как ожидалось, мы должны скопировать, точно так же, как они делали все эти тридцать лет. Однако, школа недавно ввела идею приходящих лекторов, и приютила некоторых навестивших нас архитекторов, которые были на передовой новых идей, включая Eldred Evans, Norman Foster и Richard Rodgers. Было очевидно, что факультет был сформирован с толком.

Я отправился изучать архитектуру без какой-либо большой амбиции. Я конечно интересовался темой, но особенно не привязываясь к ней, как карьере. Я думаю, что я почувствовал, что стать архитектором, должно быть, неплохой способ заработать на жизнь, как и любой другой. Но также я не проводил время в колледже в мечтах стать музыкантом. Любые вздохи подростка в той области были затемнены получением мной водительских прав.

Несмотря на отсутствие во мне жжения амбиции, курс предложил разнообразие дисциплин - включая изобразительное искусство, графику и прикладные науки - которые, оказалось, дают неплохое многостороннее образование, и это вероятно объясняет, почему Роджер, Рик и я, - все, в большей или меньшей степени, набрались там энтузиазма для возможностей, которые предлоггают технические и визуальные эффекты. Спустя многие годы мы с головой погрузимся во всё это - от конструкции вышек освещения до рисования обложки альбома и студийно-сценического дизайна. Наша архитектурная подготовка позволила нам роскошь давать относительно информированные комментарии каждый раз, когда мы приводили настоящих экспертов.

Для тех, кто интересуется тонкими связями, мой интерес в смешивании технических и визуальных эффектов вероятно появился от моего отца, Билла, кинодокументалиста. Когда мне было два года, он получил работу от Shell, так что мы переехали из пригорода Бирмингема Edgbaston, где я родился , на Север Лондона, где я провел мои образовательные годы.

Хотя мой отец не был особенно музыкален, он определенно интересовался музыкой, особенно, когда это коснулось непосредственно одного из его фильмов. В тех случаях, он становился совершенно страстным к музыке, в диапазоне от Ямайских стил-бэндов до струнных, джаза или наисумасбродничающих электрических брожений Ron Geesin. Он был также очарован оборудованием для записи, тестовыми стерео пластинками, звуковыми эффектами и гоночными автомобилями, в различных комбинациях - все эти интересы я унаследовал.

Однако, в рамках семьи был некоторый налёт музыкального наследия: мой дед по матери, Walter Kershaw, играл в банджо группе с четырьмя братьями и издал музыкальную пьесу под названием 'The Grand State March'. Моя мама Sally была компетентной пианисткой, чей репертуар включал чрезвычайно с политической точки зрения некорректный сейчас 'Golliwog's Cakewalk' Debussy . Подборка 78-оборотных синглов дома была даже более эклектичной, включая классические пьесы, рабоче-крестьянские песни в исполнении Красноармейского Хора, 'The Teddy Bears' Picnic' и 'The Laughing Policeman'. Непосредственные следы этих влияний можно найти где угодно в нашей музыке - я оставляю это другим, более энергичным - наковырять их. Я брал несколько уроков на фортепьяно, а также на скрипке, но они были не в состоянии открыть во мне музыкальную одарённость и оба инструмента были заброшены.

Я также признаю таинственную привлекательность исполнения Fess Parker 'The Ballad Of Davy Crockett', сингл выпущен в UK в 1956. Даже в те дни существовала ужасная связь между музыкой и торговлей, очевидно, тогда я вскоре стал щеголять в аккуратной шапке из искусственного енота, исключительно украшенной распущенным хвостом - косой.

Мне было около двенадцати, когда рок музыка впервые поразила моё сознание. Я вспоминаю борьбу со сном во время вещания Horace Batchelor про его неправдоподобную гидро-систему на Radio Luxembourg, надеясь поймать 'Rocking To Dreamland'. Я помог песне Bill Haley 'See You Later Alligator' достичь UK Top Ten в марте 1956 покупкой сингла на 78-оборотах в местном магазине электроники, и позднее в тот же год я отрывался на Elvis Presley's 'Don't Be Cruel'. Оба сингла проигрывались на новом семейном граммофоне, последнего слова техники, который был электрическим и соединялся с устройством, одинаково похожим на шкафчик времён Людовика XIV и приборную доску Rolls-Royce. В тринадцать у меня уже был мой первый долгоиграющий альбом - Rock 'N’ Roll Элвиса. Этот родоначальный альбом купили, как свой первый LP, как минимум ещё два других члены Floyd, и почти всё наше поколение рок-музыкантов. В нём была не только фантастическая новая музыка, - для бунтаря подростка он также добавлял родительскую ласку, обычно скрываемую от любимого "паука".

Примерно в это время я отправился с ранцем, в коротких фланелевых брюках и школьной спортивной куртке: последняя - розовая с аккуратной черной отделкой и железным крестом-значком - чтобы посмотреть выступление Tommy Steele в варьете в Ист-Лондоне. Я был самостоятельным. Очевидно ни у одного из моих школьных друзей не было такого энтузиазма. Томми был первым на афише, остальная же часть афиши была страшна. Комики, жонглеры и другие беженцы из английских мюзик-холлов состязались в очистки зала прежде, чем Томми вышел на сцену, но я дождался его. Хочу сказать, что он был ужасен. Он спел 'Singing The Blues' и 'Rock With The Caveman' точно также, как на The Six-Five Special, известном поп шоу на UK TV. Он не был Элвисом, но он был, конечно, следующим после него.

Пару лет я стремился к группе друзей, живущих по соседству, которые также открыли для себя рок-н-ролл, и казалось прекрасной идеей было организовать группу. Тот факт, что ни кто из нас не знал, как играть, был незначительным препятствием, ведь у нас не было никаких инструментов. Следовательно, распределение, кто на чём играет, было чем-то вроде лотереи. Моя единственная связь с игрой на барабанах состояла в том, что журналист Wayne Minnow, друг моих родителей, когда-то принес мне пару щеток по металлу. После отказа продолжать уроки на фортепьяно и скрипке, казалось было совершенно логично стать барабанщиком. Мой первый комплект, приобретенный у Chas. E. Foote на улице Denman в Сохо, состоял из басового барабана Gigster, малого барабана неопределенного возраста и происхождения, хай-хэта, тарелок, и книги-инструкции по тайнам флама, парадидлам и рэйтамакуес (эти рудименты - упражнения игре на малом барабане я учусь составлять до сих пор). Оборудованный этим разрушительным арсеналом я присоединился к моим друзьям, чтобы сформировать Hotrods.

Благодаря работе моего отца в кино, у нас был доступ к совершенно новому стереомагнитофону Grundig . Вместо того, чтобы напрасно тратить время на репетиции, мы немедленно начали нашу первую записывающую сессию . Студийная техника состояла из двух микрофонов, методом проб и ошибок расположенных где-то между барабанами и усилителем. Прискорбно, но эти записи все еще существуют.

Hotrods, так и не смогли уйти от бесконечных версий темы телешоу Peter Gunn, и моей карьере в музыке, казалось, не суждено было осуществится . Но потом я ушел из подготовительной школы в независимую школу Frensham Heights для лиц обоего пола в Суррее. Там были девочки (там я встретил мою первую жену Lindy ), джаз-клуб, и Вы могли носить длинные брюки после третьего класса. Да, начиналась сложная жизнь, которую я искал.

По сравнению со временем, проведённым в подготовительной школе, я так наслаждался деньками во Frensham Heights - школа была в большом загородном доме с обширными садами, около Hindhead в Суррее. Хотя она была довольно традиционна - в терминах спортивных курток и экзаменов - в школе был намного более либеральный подход к образованию, и у меня остались нежные воспоминания про обучение там и об английских преподавателях. Также я стал учиться умению вести переговоры. Так как школа была близко к Френшамским Водоемам, я сумел приобрести каноэ, и взамен того, чтобы дать покататься на нем тренеру, я сумел вообще избежать играть в крикет. Как доказательство этому - выданный для игры в крикет дорогой свитер мной никогда не доставался из его оригинальной целлофановой упаковки...

Школа использовала танцзал в загородном доме под собрания и другие функции, но регулярно использовала его и по прямому назначению, то есть когда мы должны танцевать вальсы, фокстроты и велеты. Однако, пока я был в Frensham, бальные танцы плавно перешли в танцы под пластинки, хотя я уверен, что нам пришлось получать специальное разрешение танцевать под последние синглы: своеобразная попытка школы ограничить вторжение поп-музыки. И все же у нас был настоящий джаз-клуб. Это было не чем-то таким, созданным преподавателями, это была неформальная встреча учеников: в школе учился Peter Adler, сын прекрасного игрока на гармонике Larry. Я помню его игру на фортепьяно, и в какой-то момент мы, возможно, пробовали играть вместе джаз. Было тяжело просто послушать наши собственные джазовые пластинки, так как школа тогда имела только один виниловый проигрыватель (уже ближе к концу моего обучения там, у нас появятся наши собственные проигрыватели). Клуб был ещё возможностью делать что-то более трудное и менее приятное, но он, по крайней мере, олицетворял растущий интерес к джазу. Потом я проводил бы время в Лондоне, в таких местах, как 100 Club, послушать лидеров традионного джазового движения в Англии, таких как Cy Laurie и Ken Colyer. Однако, мне никогда нравилась вся эта амуниция в традионном джазе - эти шляпы - котелки и жилеты - и я перешёл к бибопу. У меня по прежнему большая тяга к современному джазу, но для подростка продвинутые требования по технике игры на ударных были непреодолимым барьером. Я вернулся к совершенствованию барабанной партии 'Peter Gunn'.

После переезда из Frensham Heights, я провел последующий год в Лондоне за совершенствованием техники игры, и в сентябре 1962 я поступил в Regent Street Poly. Я учился мало, делая различные уроки в портфель и посещая многочисленные лекции. Однако, я на полном серьёзе сделал серьезное заявление в попытке сформировать правильный взгляд, со склонностью к вельветовым курткам и шерстяным пальто. Я также пробовал курить трубку. Где-то на втором курсе в колледже я присоединился к тому, кого старшее поколение имело обыкновение называть 'дурным парнем', а именно, к Роджеру.

Наша первая неудавшаяся беседа о 'Дружелюбном' Остине (Austin 'Chummy') весьма необычно привела к растущей дружбе, основанной на общих музыкальных вкусах. Ещё одной связью в дружбе, которая развивалась между нами, была общая симпатия ко всему, что касалось нас вне школьного здания, шлялись ли мы туда сюда по Charing Cross Road, рассматривая барабаны и гитары перед дневным сеансом в кинотеатрах Уэст-Энда, или же мешали Anello и Davide - балетным обувщикам в Ковент Гарден, которые тогда также делали на заказ и ковбойские ботинки на кубинских каблуках. Перспектива остаться на уикэнд в доме Роджера в Кембридже к тому же иногда подстрекала ранний уход из школы в пятницу от суровости классной работы.

С политической точки зрения у нас довольно похожие истоки. Мать Роджера - бывший член Коммунистической партии и верный сторонник Лейбористской партии, такими же были и мои родители: мой отец присоединился к Коммунистической партии, чтобы выступить против фашизма, и затем, когда внезапно началась война, оставил Коммунистическую партиию и стал профсоюзным организатором в АКТЕ - Ассоциации Кинематографических Техников. Такое же происхождение разделили наши соответствующие подруги, а позднее жёны, Линдай и Джуди. Роджер был председателем молодежной секции Кампании за Ядерное Разоружение (Campaign for Nuclear Disarmament) в Кембридже, и он с Джуди принимали участие в множестве маршей CND от Олдермастона до Лондона. Линдай и я позже присоединились под конец по крайней мере к одному маршу CND в предместьях Лондона, и она позже стала частью демонстрации Grosvenor Square, которую довольно жестко разогнала полиция. Теперь бы я назвал то, что вероятно весьма точно отражает мое собственное общее отношение к политике - слегка влево от равнодушного большинства с почти случайными вспышками хороших манер.

Часть силы убеждения Роджера вероятно досталась ему от матери Мэри, преподавателя - она показала свою личную несгибаемость, поднимая Роджера и его старшего брата Джона на ноги без посторонней помощи, после того, как ее мужа Эрика Уотерса (также преподаватель) убили на Второй Мировой войне в Италии. Роджер посещал Кембриджширскую Среднюю школу для Мальчиков в то же самое время, что и Сид Барретт - среди их соучеников был Сторм Торгерсон, который позже будет играть главную роль в истории группы в качестве нашего наглядного дизайнера в течение более чем трех десятилетий. Школа также обеспечила Роджера черновым материалом про специфического вида преподавателя-задиру, который позже появится, как карикатура, в Стене.

Музыкальная деятельность Роджера особо не отличалась от занятий в это время любого другого подростка: немного бренчания на гитаре, снятие рифов и идей со старых блюзовых пластинок. Как и я, он был постоянным слушателем Радио Люксембург, а так же American Forces Network. Его гитара путешествовала с ним, когда он приходил в колледж в Лондоне. Первым признаком использования наших знаний на доброе дело стал Letraset (переводной лист определённого шрифта), тогда инструмент дизайнера, которым Роджер напечатал, 'я верю моей душе' ('I believe to my soul') на деке гитары. В наших глазах это выглядело довольно шикарно.

Вместе с гитарой, Роджер приобрёл специфическое отношение к учёбе. Подобно некоторым в классе, он уже несколько месяцев имел опыт работы в архитектурном офисе до того, как поступить в колледж. Это дало ему немного более искушенный взгляд на то, куда все это обучение могло бы завести, и он открыто насмехался над большинством из нас, что, я думаю, даже служебный персонал находил неуместным.

Брат-студент Jon Corpe имеет яркие воспоминания о влиянии Роджера в Poly: 'Высокий, изможденный, со скверной кожей, он предстает в облике "Всадника с высоких равнин" (High Plains Drifter - американский вестерн про избитого до полусмерти бандитами человека и его месть им - прим. пер.). Он ходит с гитарой, на которой играет слабо в студии, или твердо в Студенческом офисе Исполнителей [который был офисом драматической клуба Poly, одной из наших репетиционных комнат]. Для меня Роджер всегда будет на отшибе, поющим песни про болезненные потери.'

Мы иногда были вынуждены объединятся в команды, чтобы завершить назначеную работу. поэтому где-то на первом курсе Роджер и я объединили усилия с Джоном Корпом, чтобы спроектировать малый дом. Наш проект строительства получился скорее хорошо, несмотря на то, что был полностью невыполним, но главным образом получился, потому что Джон был превосходным студентом, и был просто счастлив сосредоточиться на архитектуре, в то время как Роджер и я разгружали его стипендию на одежду и инструменты.

Работа с Роджером была не легка. Обычно я должен был мотаться через город из Hampstead на Север Лондона, где я еще жил дома , через город, только, чтобы найти прикрепленную к двери записку от Роджера - 'Ушел в Cafe des Artistes'. Обычно его квартирный вопрос был нерешенными; некоторое время он жил в исключительно неотделанной норе за King's Road в Челси. Без горячей воды - ванна была через дорогу в бане Челси - никакого телефона плюс некоторые дико непостоянные cоседи, этот опыт вероятно дал ему основную закалку для жизни в турне, но на практическом уровне там было чрезвычайно тяжело установить чертежную доску.

Хотя вид, звуки и ароматы жилья Роджера ещё остались со мной, они разбудили во мне, как нельзя кстати, немного ясных воспоминаний о Рике. Я думаю, что он понял, как только поступил в колледж, что архитектура была не для него - согласно Рику, этот выбор был полностью произвольным, подсказанный карьеристами- но потребуется целый год в Poly, чтобы достигнуть того же самого заключения. Как только обе стороны достигли этого взаимнопонимания, Рик отправился искать альтернативный маршрут, поиски которого закончились в Лондонском Музыкальном Колледже (London College of Music).

Posted:22 January 2006

(Bob Close)